Transcription

<<Из стенограммы заседания Военного Совета с командирами и политработниками >>

<<1-4 июня 1937 г. >>

Ворошилов (председательствующий). Слово имеет т. Сталин.

Сталин. Товарищи, в том, что военно-политический заговор существовал против Советской власти теперь, я надеюсь, никто не сомневается. Факт, такая уйма показаний самих преступников и наблюдения со стороны товарищей, которые работают на местах, такая масса их, что, несомненно, здесь имеет место военно-политический заговор против Советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами. Ругают людей. одних мерзавцами, других — чудаками, третьих — помещиками. Но сама по себе ругань ничего не дает. Для того чтобы это зло с корнем вырвать и положить ему конец, надо его изучить, спокойно изучить, изучить его корни, вскрыть и наметить средства, чтобы впредь таких безобразий ни в нашей стране, ни вокруг нас не повторялось.

Я и хотел как раз по вопросам такого порядка несколько слов сказать. Прежде всего обратите внимание, что за люди стояли во главе военно-политического заговора. Я не беру тех, которые уже расстреляны, я беру тех, которые недавно еще были на воле. Троцкий, Рыков, Бухарин — это так сказать политические руководители. К ним я отношу также Рудзутака, который также стоял во главе и очень хитро работал, путал все, а всего-навсего оказался немецким шпионом, Карахан, Енукидзе. Дальше идут. Ягода, Тухачевский — по военной линии, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник — 13 чел. Что это за люди? Это очень интересно знать. Это — ядро военно-политического заговора, ядро, которое имело систематические сношения с германскими фашистами, особенно с германским рейхсвером, и которое приспосабливало всю свою работу к вкусам и заказам со стороны германских фашистов. Что это за люди?

Говорят, Тухачевский помещик, кто-то другой — попович. Такой подход, товарищи, ничего не решает, абсолютно не решает. Когда говорят о дворянах как о враждебном классе трудового народа, имеют в виду класс, сословие, прослойку, но это не значит, что некоторые отдельные лица из дворян не могут служить рабочему классу. Ленин был дворянского происхождения — вы это знаете?

Голос. Известно.

Сталин. Энгельс был сын фабриканта — непролетарские элементы, как хотите. Сам Энгельс управлял своей фабрикой и кормил этим Маркса. Чернышевский был сын попа — неплохой был человек. И наоборот. Серебряков был рабочий, а вы знаете, каким мерзавцем он оказался. Лившиц был рабочим, малограмотным рабочим, а оказался — шпионом.

Когда говорят о враждебных силах, имеют в виду класс, сословие, прослойку, но не каждое лицо из данного класса может вредить. Отдельные лица из дворян, из буржуазии работали на пользу рабочему классу и работали неплохо. Из такой прослойки, как адвокаты, скажем, было много революционеров. Маркс был сын адвоката, не сын батрака и не сын рабочего. Из этих прослоек всегда могут быть лица, которые могут служить делу рабочего класса не хуже, а лучше, чем чистые кровные пролетарии. Поэтому общая мерка, что это не сын батрака — это старая мерка, к отдельным лицам не применимая. Это не марксистский подход.

Это не марксистский подход. Это, я бы сказал, биологический подход, не марксистский. Мы марксизм считаем не биологической наукой, а социологической наукой. Так что эта общая мерка, совершенно верная в отношении сословий, групп, прослоек, она не применима ко всяким отдельным лицам, имеющим непролетарское или не крестьянское происхождение. Я не с этой стороны буду анализировать этих людей.

Есть у вас еще другая, тоже неправильная ходячая точка зрения. Часто говорят. в 1922 г. такой-то голосовал за Троцкого. Тоже неправильно. Человек мог быть молодым, просто не разбирался, был задира. Дзержинский голосовал за Троцкого, не только голосовал, а открыто Троцкого поддерживал при Ленине против Ленина. Вы это знаете? Он не был человеком, который мог бы оставаться пассивным в чем-либо. Это был очень активный троцкист и весь ГПУ он хотел поднять на защиту Троцкого. Это ему не удалось. Андреев был очень активным троцкистом в 1921 г.

Голос с места. Какой Андреев?

Сталин. Секретарь ЦК, Андрей Андреевич Андреев. Так что видите, общее мнение о том, что такой-то тогда-то голосовал или та- който тогда-то колебался, тоже не абсолютно и не всегда правильно. Так что эта вторая ходячая, имеющая большое распространение среди вас и в партии вообще точка зрения, она тоже неправильна. Я бы сказал, не всегда правильна, и очень часто она подводит. Значит, при характеристике этого ядра и его членов я также эту точку зрения как неправильную не буду применять.

Самое лучшее, судить о людях по их делам, по их работе. Были люди, которые колебались, потом отошли, отошли открыто, честно и в одних рядах с нами очень хорошо дерутся с троцкистами. Дрался очень хорошо Дзержинский, дерется очень хорошо т. Андреев. Есть и еще такие люди. Я бы мог сосчитать десятка два-три людей, которые отошли от троцкизма, отошли крепко и дерутся с ним очень хорошо. Иначе и не могло быть, потому что на протяжении истории нашей партии факты показали, что линия Ленина, поскольку с ним начали открытую войну троцкисты, оказалась правильной. Факты показали, что впоследствии после Ленина линия ЦК нашей партии, линия партии в целом оказалась правильной. Это не могло не повлиять на некоторых бывших троцкистов. И нет ничего удивительного, что такие люди, как Дзержинский, Андреев и десятка два-три бывших троцкистов, разобрались, увидели, что линия партии правильна и перешли на нашу сторону.

Скажу больше. Я знаю некоторых нетроцкистов, они не были троцкистами, но и нам от них большой пользы не было. Они по-казенному голосовали за партию. Большая ли цена такому ленинцу? И наоборот, были люди, которые топорщились, сомневались, не все признали правильным и не было у них достаточной доли трусости, чтобы скрыть свои колебания, они голосовали против линии партии, а потом перешли на нашу сторону. Стало быть, и эту вторую точку зрения, ходячую и распространенную среди вас, я отвергаю как абсолютную. Нужна третья точка зрения при характеристике лидеров этого ядра заговора. Это точка зрения характеристики людей по их делам за ряд лет. Перехожу к этому. Я пересчитал 13 чел. Повторяю. Троцкий, Рыков, Бухарин, Енукидзе, Карахан, Рудзутак, Ягода, Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник. Из них 10 чел. шпионы.

Троцкий организовал группу, которую прямо натаскивал, поучал. давайте сведения немцам, чтобы они поверили, что у меня, Троцкого, есть люди. Делайте диверсии, крушения, чтобы мне, Троцкому, японцы и немцы поверили, что у меня есть сила. Человек, который проповедовал среди своих людей необходимость заниматься шпионажем, потому что мы, дескать, троцкисты, должны иметь блок с немецкими фашистами, стало быть, у нас должно быть сотрудничество, стало быть, мы должны помогать так же, как они нам помогают в случае нужды. Сейчас от них требуют помощи по части информации, давайте информацию. Вы помните показания Радека, вы помните показания Лившица, вы помните показания Сокольникова — давали информацию. Это и есть шпионаж. Троцкий — организатор шпионов из людей либо состоявших в нашей партии, либо находящихся вокруг нашей партии — обер-шпион.

Рыков. У нас нет данных, что он сам информировал немцев, но он поощрял эту информацию через своих людей. С ним очень тесно были связаны Енукидзе и Карахан, оба оказались шпионами. Карахан с 1927 г. и с 1927 г. Енукидзе. Мы знаем, через кого они доставляли секретные сведения, через кого доставляли эти сведения — через такого-то человека из германского посольства в Москве. Знаем. Рыков знал все это. У нас нет данных, что он сам шпион.

Бухарин. У нас нет данных, что он сам информировал, но с ним были связаны очень крепко и Енукидзе, и Карахан, и Рудзутак, они им советовали, информируйте, сами , не доставляли.

Гамарник. У нас нет данных, что он сам информировал, но все его друзья, ближайшие друзья — Уборевич, особенно Якир, Тухачевский занимались систематической информацией немецкого генерального штаба.

Остальные — Енукидзе, Карахан, я уже сказал. Ягода — шпион, и у себя в ГПУ разводил шпионов. Он сообщал немцам, кто из работников ГПУ имеет такие-то пороки. Чекистов таких он посылал за границу для отдыха. За эти пороки хватала этих людей немецкая разведка и завербовывала, возвращались они завербованными. Ягода говорил им. я знаю, что вас немцы завербовали, как хотите, либо вы мои люди, личные и работаете так, как я хочу, слепо, либо я передаю в ЦК, что вы — германские шпионы. Те завербовывались и подчинялись Ягоде как его личные люди. Так он поступил с Гаем — немецко-японским шпионом. Он это сам признал. Эти люди признаются. Так он поступил с Воловичем — шпион немецкий, сам признается. Так он поступил с Паукером — шпион немецкий, давнишний, с 1923 г. Значит, Ягода. Дальше, Тухачевский. Вы читали его показания.

Голоса. Да, читали.

Сталин. Он оперативный план наш, оперативный план — наше святая-святых, передал немецкому рейхсверу. Имел свидание с представителями немецкого рейхсвера. Шпион? Шпион. Для благовидности на Западе этих жуликов из западно-европейских цивилизованных стран называют информаторами, а мы-то по-русски знаем, что это просто шпион.

Якир — систематически — информировал немецкий штаб. Он выдумал себе эту болезнь печени. Может быть, он выдумал себе эту болезнь, а может быть, она у него действительно была. Он ездил туда лечиться. Уборевич — не только с друзьями, с товарищами, но он отдельно сам лично информировал. Карахан — немецкий шпион. Эйдеман — немецкий шпион. Карахан — информировал немецкий штаб, начиная с того времени, когда он был у них военным атташе в Германии. Рудзутак. Я уже говорил о том, что он не признает, что он шпион, но у нас есть все данные. Знаем, кому он передавал сведения. Есть одна разведчица опытная в Германии, в Берлине. Вот когда вам, может быть, придется побывать в Берлине, Жозефина Гензи, может быть, кто-нибудь из вас знает. Она красивая женщина. Разведчица старая. Она завербовала Карахана. Завербовала на базе бабской части. Она завербовала Енукидзе. Она помогла завербовать Тухачевского. Она же держит в руках Рудзутака. Это очень опытная разведчица — Жозефина Гензи. Будто бы она сама датчанка на службе у германского рейхсвера. Красивая, очень охотно на всякие предложения мужчин идет, а потом гробит. Вы, может быть, читали статью в "Правде" о некоторых коварных приемах вербовщиков. Вот она одна из отличившихся на этом поприще разведчиц германского рейхсвера. Вот вам люди. Десять определенных шпионов и трое организаторов и потакателей шпионажа в пользу германского рейхсвера. Вот они, эти люди.

Могут спросить, естественно, такой вопрос — как это так, эти люди, вчера еще коммунисты, вдруг стали сами оголтелым орудием в руках германского шпионажа? А так, что они завербованы. Сегодня от них требуют — дай информацию. Не дашь, у нас есть уже твоя расписка, что ты завербован, опубликуем. Под страхом разоблачения они дают информацию. Завтра требуют. нет, этого мало, давай больше и получи деньги, дай расписку. После этого требуют — начинайте заговор, вредительство. Сначала вредительство, диверсии, покажите, что вы действуете на нашу сторону. Не покажете — разоблачим, завтра же передаем агентам советской власти и у вас головы летят. Начинают они диверсии. После этого говорят — нет, вы как- нибудь в Кремле попытайтесь что-нибудь устроить или в Московском гарнизоне и вообще займите командные посты. И эти начинают стараться, как только могут. Дальше и этого мало. Дайте реальные факты, чего-нибудь стоющие. И они убивают Кирова. Вот, получайте, говорят. А им говорят. идите дальше, нельзя ли все правительство снять? И они организуют через Енукидзе, через Горбачева, Егорова, который был тогда начальником школы ВЦИК, а школа стояла в Кремле, Петерсона. Им говорят, организуйте группу, которая должна арестовать правительство. Летят донесения, что есть группа, все сделаем, арестуем и прочее. Но этого мало, арестовать, перебить несколько человек, а народ, а армия. Ну, значит, они сообщают, что у нас такие-то командные посты заняты, мы сами занимаем большие командные посты, я, Тухачевский, а он Уборевич, а здесь Якир. Требуют — а вот насчет Японии, Дальнего Востока как? И вот начинается кампания, очень серьезная кампания. Хотят Блюхера снять. И там же есть кандидатура. Ну уж, конечно, Тухачевский. Если не он, так кого же. Почему снять? Агитацию ведет Гамарник, ведет Аронштам. Так они ловко ведут, что подняли почти все окружение Блюхера против него. Более того, они убедили руководящий состав военного центра, что надо снять. Почему спрашивается, объясните в чем дело? Вот он выпивает. Ну, хорошо. Ну, еще что? Вот он рано утром не встает, не ходит по войскам. Еще что? Устарел, новых методов работы не понимает. Ну, сегодня не понимает, завтра поймет, опыт старого бойца не пропадает. Посмотрите, ЦК встает перед фактом всякой гадости, которую говорят о Блюхере. Путна бомбардирует, Аронштам бомбардирует нас в Москве, бомбардирует Гамарник. Наконец, созываем совещание. Когда он приезжает, видимся с ним. Мужик как мужик, неплохой. Мы его не знаем, в чем тут дело. Даем ему произнести речь — великолепно. Проверяем его и таким порядком. Люди с мест сигнализировали, созываем совещание в зале ЦК.

Он, конечно, разумнее, опытнее, чем любой Тухачевский, чем любой Уборевич, который является паникером и чем любой Якир, который в военном деле ничем не отличается. Была маленькая группа. Возьмем Котовского, он никогда ни армией, ни фронтом не командовал. Если люди не знают своего дела, мы их обругаем — подите к черту, у нас не монастырь. Поставьте людей на командную должность, которые не пьют и воевать не умеют — нехорошо. Есть люди с 10-летним командующим опытом, действительно из них сыпется песок, но их не унимают, наоборот, держат. Мы тогда Гамарника ругали, а Тухачевский его поддерживал. Это единственный случай сговоренности. Должно быть, немцы донесли, приняли все меры. Хотели поставить другого, но не выходит.

Ядро, состоящее из 10 патентованных шпионов и 3 патентованных подстрекателей шпионов. Ясно, что сама логика этих людей зависит от германского рейхсвера. Если они будут выполнять приказания германского рейхсвера, ясно, что рейхсвер будет толкать этих людей сюда. Вот подоплека заговора. Это военно-политический заговор. Это собственноручное сочинение германского рейхсвера. Я думаю, эти люди являются марионетками и куклами в руках рейхсвера. Рейхсвер хочет, чтобы у нас был заговор и эти господа взялись за заговор. Рейхсвер хочет, чтобы эти господа систематически доставляли им военные секреты и эти господа сообщали им военные секреты. Рейхсвер хочет, чтобы существующее правительство было снято, перебито, и они взялись за это дело, но не удалось. Рейхсвер хотел, чтобы в случае войны было все готово, чтобы армия перешла к вредительству с тем, чтобы армия не была готова к обороне, этого хотел рейхсвер, и они это цело готовили. Это агентура, руководящее ядро военно-политического заговора в СССР, состоящее из 10 патентованных шпиков и 3 патентованных подстрекателей — шпионов. Это агентура германского рейхсвера. Вот основное. Заговор этот имеет, стало быть, не столько внутреннюю почву, сколько внешние условия, не столько политику по внутренней линии в нашей стране, сколько политику германского рейхсвера. Хотели СССР сделать вторую Испанию и нашли себе, и завербовали шпиков, орудовавших в этом деле. Вот обстановка.

Тухачевский особенно, который играл благородного человека, на мелкие пакости неспособного, воспитанного человека. Мы его считали не плохим военным, я его считал не плохим военным. Я его спрашивал, как вы могли в течение 3 месяцев довести численность дивизии до 7 тыс. чел. Что это? Профан, не военный человек. Что за дивизия в 7 тыс. чел. Это либо дивизия без артиллерии, либо это дивизия с артиллерией без прикрытия. Вообще это не дивизия, это срам. Как может быть такая дивизия? Я у Тухачевского спрашивал, как вы, человек, называющий себя знатоком этого дела, как вы можете настаивать, чтобы численность дивизии довести до 7 тыс. чел. и вместе с тем требовать, чтобы у нас дивизия была 60... 40 гаубиц и 20 пушек, чтобы мы имели столько-то танкового вооружения, такую-то артиллерию, столько-то минометов? Здесь одно из двух, либо вы должны всю эту технику к черту убрать и одних стрелков поставить, либо вы должны только технику поставить. Он мне говорит. "Тов. Сталин, это увлечение". Это не увлечение, это вредительство, проводимое по заказам германского рейхсвера.

Вот ядро, и что оно собой представляет? Голосовали ли они за Троцкого? Рудзутак никогда не голосовал за Троцкого, а шпиком оказался. Енукидзе никогда не голосовал за Троцкого, а шпиком оказался. Вот ваша точка зрения — кто за кого голосовал.

Помещичье происхождение. Я не знаю, кто там еще есть из помещичьей семьи, кажется, только один Тухачевский. Классовое происхождение не меняет дела. Ь каждом отдельном случае нужно судить по делам. Целый ряд лет люди имели связь с германским рейхсвером, ходили в шпионах. Должно быть, они часто колебались и не всегда вели свою работу. Я думаю, мало кто из них вел свое дело от начала до конца. Я вижу, как они плачут, когда их привели в тюрьму.

Вот тот же Гамарник. Видите ли, если бы он был контрреволюционером от начала до конца, то он не поступил бы так, потому что я бы на его месте, будучи последовательным контрреволюционером, попросил бы сначала свидания со Сталиным, сначала уложил бы его, а потом бы убил себя. Так контрреволюционеры поступают. Эти же люди были не что иное, как невольники германского рейхсвера, завербованные шпионы и эти невольники должны были катиться по пути заговора, по пути шпионажа, по пути отдачи Ленинграда, Украины и т.д. Рейхсвер, как могучая сила, берет себе в невольники, в рабы слабых людей, а слабые люди должны действовать, как им прикажут. Невольник есть невольник. Вот что значит попасть в орбиту шпионажа. Попал ты в это колесо, хочешь ты или не хочешь, оно тебя завернет и будешь катиться по наклонной плоскости. Вот основа. Не в том, что у них политика и прочее, никто их не спрашивал о политике. Это просто люди идут на милость. Колхозы. Да какое им дело до колхозов? Видите, им стало жалко крестьян. Вот этому мерзавцу Енукидзе, который в 1918 г. согнал крестьян и восстановил помещичье хозяйство, ему теперь стало жалко крестьян. Но т.к. он мог прикидываться простачком и заплакать, этот верзила (смех), то ему поверили.

Второй раз, в Крыму, когда пришли к нему какие-то бабенки, жены, так же как и в Белоруссии, пришли и поплакали, то он согнал мужиков, вот этот мерзавец согнал крестьян и восстановил какогото дворянина. Я его еще тогда представлял к исключению из партии, мне не верили, считали, что я как грузин очень строго отношусь к грузинам. А русские, видите ли, поставили перед собой задачу защищать "этого грузина". Какое ему дело, вот этому мерзавцу, который восстанавливал помещиков, какое ему дело до крестьян?

Тут дело не в политике, никто его о политике не спрашивал. Они были невольниками в руках германского рейхсвера. Те командовали, давали приказы, а эти в поте лица выполняли. Этим дуракам [казалось], что мы такие слепые, что ничего не видим. Они, видите ли, хотят арестовать правительство в Кремле. Оказалось, что мы кое-что видели. Они хотят в Московском гарнизоне иметь своих людей и вообще поднять войска. Они полагали, что никто ничего не заметит, что у нас пустыня Сахара, а не страна, где есть население, где есть рабочие, крестьяне, интеллигенция, где есть правительство и партия. Оказалось, что мы кое-что видели. И вот эти невольники германского рейхсвера сидят теперь в тюрьме и плачут. Политики! Руководители!

Второй вопрос — почему этим господам так легко удавалось завербовать людей. Вот мы, человек 300—400 по военной линии арестовали. Среди них есть хорошие люди. Как их завербовали? Сказать, что это способные, талантливые люди, я не могу. Сколько раз они поднимали открытую борьбу против Ленина, против партии при Ленине и после Ленина и каждый раз были биты. И теперь подняли большую кампанию и тоже провалились. Не очень уж талантливые люди, которые то и дело проваливались, начиная с 1921 г. и кончая 1937-м. Не очень талантливые, не очень гениальные.

Как это им удалось так легко вербовать людей? Это очень серьезный вопрос. Я думаю, что они тут действовали таким путем. Недоволен человек чем-либо, например, недоволен тем, что он бывший троцкист или зиновьевец и его не так свободно выдвигают, либо недоволен тем, что он человек неспособный, не управляется с делами и его за это снижают, а он себя считает очень способным. Очень трудно иногда человеку понять меру своих сил, меру своих плюсов и минусов. Иногда человек думает, что он гениален и поэтому обижен, когда его не выдвигают.

Начинали с малого — с идеологической группки, а потом шли дальше. Вели разговоры такие. вот ребята, дело какое. ГПУ у нас в руках, Ягода в руках, Кремль у нас в руках, т.к. Петерсон с нами, Московский округ, Корк и Горбачев тоже у нас. Все у нас. Либо сейчас выдвинуться, либо завтра, когда придем к власти, остаться на бобах. И многие слабые, нестойкие люди думали, что это дело реальное, черт побери, оно будто бы даже выгодное. Этак прозеваешь, за это время арестуют правительство, захватят Московский гарнизон и всякая такая штука, а ты останешься на мели. (Веселое оживление в зале.)

Точно так рассуждает в своих показаниях Петерсон. Он разводит руками и говорит — дело это реальное, как тут не завербоваться? (Веселое оживление в зале.) Оказалось дело не такое уж реальное. Но эти слабые люди рассуждали именно так — как бы, черт побери, не остаться позади всех. Давай-ка скорей прикладываться к этому делу, а то останешься на мели.

Конечно, так можно завербовать только нескольких людей. Конечно, стойкость тоже дело наживное, от характера кое-что зависит, но и от самого воспитания. Вот эти малостойкие, я бы сказал, товарищи, они и послужили материалом для вербовки. Вот почему этим мерзавцам так легко удавалось малостойких людей вовлекать. На них гипнозом действовали — завтра все будут у нас в руках, немцы с нами, Кремль с нами, мы изнутри будем действовать, они извне. Вербовали таким образом этих людей.

Третий вопрос — почему мы так странно прошляпили это дело? Сигналы были. В феврале был Пленум ЦК . Все-таки как-никак дело это наворачивалось, а вот все-таки прошляпили, мало кого мы сами открыли из военных. В чем тут дело? Может быть, мы малоспособные люди, или совсем уже ослепли? Тут причина общая. Конечно, армия не оторвана от страны, от партии, а в партии вам известно, что эти успехи несколько вскружили голову, когда каждый день успехи, планы' перевыполняются, жизнь улучшается, политика будто бы неплохая, международный вес нашей страны растет бесспорно, армия сама внизу и в средних звеньях, отчасти в верхних звеньях, очень здоровая и колоссальная сила, все это дело идет вперед, поневоле развинчивается, острота зрения пропадает, начинают люди думать, какого рожна еще нужно? Чего не хватает? Политика неплохая, Рабоче-крестьянская Красная армия за нас, международный вес нашей страны растет, всякому из нас открыт путь для того, чтобы двигаться вперед, неужели же еще при этих условиях кто-нибудь будет думать о контрреволюции? Есть такие мыслишки в головах. Мы-то не знали, что это ядро уже завербовано германцами и они даже при желании отойти от пути контрреволюции, не могут отойти, потому что живут под страхом того, что их разоблачат и они головы сложат. Но общая обстановка, рост наших сил, поступательный рост и в армии, и в стране, и в партии, вот они у нас притупили чувство политической бдительности и несколько ослабили остроту нашего зрения. И вот в этой-то как раз области мы и оказались разбитыми. Нужно проверять людей, и чужих, которые приезжают, и своих. Это значит надо иметь широко разветвленную разведку, чтобы каждый партиец и каждый непартийный большевик, особенно органы ОГПУ, рядом с органами разведки, чтобы они свою сеть расширяли и бдительнее смотрели. Во всех областях разбили мы буржуазию, только в области разведки оказались битыми как мальчишки, как ребята. Вот наша основная слабость. Разведки нет, настоящей разведки. Я беру это слово в широком смысле слова, в смысле бдительности и в узком смысле слова также, в смысле хорошей организации разведки. Наша разведка по военной линии плоха, слаба, она засорена шпионажем. Наша разведка по линии ГПУ возглавлялась шпионом Гаем и внутри чекистской разведки у нас нашлась целая группа хозяев этого дела, работавшая на Германию, на Японию, на Польшу сколько угодно, только не для нас. Разведка — это та область, где мы впервые за 20 лет потерпели жесточайшее поражение. И вот задача состоит в том, чтобы разведку поставить на ноги. Это наши глаза, это наши уши. Слишком большие победы одержали, товарищи, слишком лакомым куском стал СССР для всех хищников. Громадная страна, великолепные железные дороги, флот растет, производство хлеба растет, сельское хозяйство процветает и будет процветать, промышленность идет в гору. Это такой лакомый кусок для империалистических хищников, что он, этот кусок, обязывает нас быть бдительными. Судьба, история доверили этакое богатство, эту великолепную и великую страну, а мы оказались спящими, забыли, что этакое богатство, как наша страна, не может не вызывать жадности, алчности, зависти и желания захватить эту страну. Вот Германия первая серьезно протягивает руку. Япония вторая, заводит своих разведчиков, имеет свое повстанческое ядро. Те хотят получить Приморье, эти хотят получить Ленинград. Мы это прозевали, не понимали. Имея эти успехи, мы превратили СССР в богатейшую страну и вместе с тем в лакомый кусок для всех хищников, которые не успокоятся до тех пор, пока не испробуют всех мер к тому, чтобы отхватить от этого куска кое-что. Мы эту сторону прозевали. Вот почему у нас разведка плоха, и в этой области мы оказались битыми, как ребятишки, как мальчишки.

Но это не все, разведка плохая. Очень хорошо. Ну, успокоение пошло. Факт. Успехи одни. Это очень большое дело — успехи, и мы все стремимся к ним. Но у этих успехов есть своя теневая сторона — самодовольство ослепляет. Но есть у нас и другие такие недостатки, которые, помимо всяких успехов или неуспехов, существуют и с которыми надо распроститься. Вот тут говорили о сигнализации, сигнализировали. Я должен сказать, что сигнализировали очень плохо с мест. Плохо. Если бы сигнализировали больше, если бы у нас было поставлено дело так, как этого хотел Ленин, то каждый коммунист, каждый беспартийный считал бы себя обязанным о недостатках, которые замечает, написать свое личное мнение. Он так хотел. Ильич к этому стремился, ни ему, ни его птенцам не удалось это дело наладить. Нужно, чтобы не только смотрели, наблюдали, замечали недостатки и прорывы, замечали врага, но и все остальные товарищи, чтобы смотрели на это дело. Нам отсюда не все видно. Думают, что центр должен все знать, все видеть. Нет, центр не все видит, ничего подобного. Центр видит только часть, остальное видят на местах. Он посылает людей, но он не знает этих людей на 100%, вы должны их проверять. Есть одно средство настоящей проверки — это проверка людей на работе, по результатам их работы. А это только местные люди могут видеть.

Вот т. Горячев рассказывал о делах головокружительной практики. Если бы мы это дело знали, конечно, приняли бы меры. Разговаривали о том о сем, что у нас дело с винтовкой плохое, что наша боевая винтовка имеет тенденцию превратиться в спортивную.

Голос. Махновский обрез.

Сталин. Не только обрез, ослабляли пружину, чтобы напряжения не требовалось. Один из рядовых красноармейцев сказал мне, что плохо дело, поручили кому следует рассмотреть. Один защищает Василенко, другой не защищает. В конце концов выяснилось, что он действительно грешен. Мы не могли знать, что это вредительство. А кто же он оказывается? Оказывается, он шпион. Он сам рассказал. С какого года, т. Ежов?

Ежов. С 1926 г.

Сталин. Конечно, он себя троцкистом называет, куда лучше ходить в троцкистах, чем просто в шпионах.

Плохо сигнализируете, а без ваших сигналов ни военком, ни ЦК ничего не могут знать. Людей посылают не на 100% обсосанных, в центре таких людей мало. Посылают людей, которые могут пригодиться. Ваша обязанность проверять людей на деле, на работе, и, если неувязки будут, вы сообщайте. Каждый член партии, честный беспартийный, гражданин СССР не только имеет право, но обязан о недостатках, которые он замечает, сообщать. Если будет правда, хотя бы на 5%, то и это хлеб. Обязаны посылать письма своему наркому, копию в ЦК. Как хотите. Кто сказал, что обязывают только наркому писать? Неправильно.

Я расскажу один инцидент, который был у Ильича с Троцким. Это было, когда Совет Обороны организовывался. Это было, кажется, в конце 1918-го или 1919 г. Троцкий пришел жаловаться — получаются в ЦК письма от коммунистов, иногда в копии посылаются ему как наркому, а иногда даже и копии не посылается, и письма посылаются в ЦК через его голову. "Это не годится". Ленин спрашивает. почему? "Как же так, я нарком, я тогда не могу отвечать". Ленин его отбрил как мальчишку и сказал. "Вы не думайте, что вы один имеете заботу о военном деле. Война это дело всей страны, дело партии".

Если коммунист по забывчивости или почему-либо прямо в ЦК напишет, то ничего особенного в этом нет. Он должен жаловаться в ЦК. Что же вы думаете, что ЦК уступит вам свое дело? Нет. А вы потрудитесь разобрать по существу эту жалобу. Вы думаете, вам ЦК не расскажет, расскажет. Вас должно интересовать существо этого письма — правильно оно или нет. Даже и в копии можно наркому не посылать.

Разве вам когда Ворошилов запрещал письма писать в ЦК? (Голоса. Нет, никогда). Кто из вас может сказать, что вам запрещали писать письма в ЦК? (Голоса. Нет, никто). Поскольку вы отказываетесь писать в ЦК и даже наркому не пишете о делах, которые оказываются плохими, то вы продолжаете старую троцкистскую линию. Борьба с пережитками троцкизма в головах должна вестись и ныне, надо отказаться от этой троцкистской практики. Член партии, повторяю, беспартийный, у которого болит сердце о непорядках, а некоторые беспартийные лучше пишут, честнее, чем другие коммунисты, обязаны писать своим наркомам, писать заместителям наркомов, писать в ЦК о делах, которые им кажутся угрожающими. Вот если бы это правило выполнялось, а это ленинское правило, — вы не найдете в Политбюро ни одного человека, который бы что-нибудь против этого сказал, — если бы вы это правило проводили, мы гораздо раньше разоблачили бы это дело. Вот это насчет сигналов.

Еще недостаток, в отношении проверки людей сверху. Не проверяют. Мы для чего организовали Генеральный штаб? Для того чтобы он проверял командующих округами. А чем он занимается? Я не слыхал, чтобы Генеральный штаб проверял людей, чтобы Генеральный штаб нашел у Уборевича что-нибудь и раскрыл все его махинации. Вот тут выступал один товарищ и рассказывал насчет кавалерии, как тут дело ставили, где же был Генеральный штаб. Вы что думаете, что Генеральный штаб для украшения существует? Нет, он должен проверять людей на работе сверху. Командующие округами не Чжан Цзолин4, которому отдали округ на откуп...

Голоса. А это было так.

Сталин. Такая практика не годится. Конечно, не любят иногда, когда против шерсти гладят, но это не большевизм. Конечно, бывает иногда, что идут люди против течения и против шерсти гладят. Но бывает и так, что не хотят обидеть командующего округом. Это неправильно, это гибельное дело. Генеральный штаб существует для того, чтобы он изо дня в день проверял людей, давал бы ему советы, поправлял. Может, какой командующий округом имеет мало опыта, просто сам сочинил что-нибудь, его надо поправить и прийти ему на помощь. Проверить как следует.

Так могли происходить все эти художества, на Украине — Якир, здесь в Белоруссии — Уборевич. И вообще нам не все их художества известны, потому что люди эти были предоставлены сами себе, и, что они там вытворяли, бог их знает! Генштаб должен знать все это, если он хочет действительно практически руководить делом. Я не вижу признаков того, чтобы Генштаб стоял на высоте с точки зрения подбора людей.

Дальше. Не обращали достаточного внимания, по-моему, на дело назначения на посты начальствующего состава. Вы смотрите, что получается. Ведь очень важным вопросом является, как расставить кадры. В военном деле принято так — есть приказ, должен подчиниться. Если во главе этого дела стоит мерзавец, он может все запутать. Он может хороших солдат, хороших красноармейцев, великолепных бойцов направить не туда, куда нужно, не в обход, а навстре- *гу врагу. Военная дисциплина строже, чем дисциплина в партии. Человека назначили на пост, он командует, он главная сила, его должны слушаться все. Тут надо проявлять особую осторожность при назначении людей. Я сторонний человек и то заметил недавно. Каким-то образом дело обернулось так, что в механизированных бригадах, чуть ли не везде, стоят люди непроверенные, нестойкие. Почему это, в чем дело? Взять хотя бы Абошидзе. забулдыга, мерзавец большой — я слышал краем уха об этом. Почему-то обязательно надо дать ему — механизированную бригаду. Правильно я говорю, т. Ворошилов?

Ворошилов. Он начальник АБТ войск корпуса.

Сталин. Я не знаю, что такое АБТ.

Голос с места. Начальник автобронетанковых войск корпуса.

Сталин. Поздравляю! Поздравляю! Очень хорошо! Почему он должен быть там? Какие у него достоинства? Стали проверять. Оказалось, несколько раз его исключали из партии, но потом восстановили, потому что кто-то ему помогал. На Кавказ послали телеграмму, проверили, оказывается, бывший каратель в Грузии, пьяница, бьет красноармейцев. Но с выправкой! (Веселое оживление в зале.) Стали копаться дальше. Кто же его рекомендовал, черт побери! И, представьте себе, оказалось рекомендовали его Элиава, товарищи Буденный и Егоров. И Буденный, и Егоров его не знают. Человек, как видно, не дурак выпить, умеет быть тамадой (смех), но с выправкой! Сегодня он произнесет декларацию за советскую власть, завтра против советской власти, какую угодно! Разве можно такого непроверенного человека рекомендовать. Ну, вышибли его, конечно. Стали смотреть дальше. Оказалось, везде такое положение. В Москве, например, Ольшанский.

Голос с места. Проходимец!

Голоса с мест. Ольшанский или Ольшевский?

Сталин. Есть Ольшанский и есть Ольшевский. Я говорю об Ольшанском. Спрашивал я Гамарника насчет его. Я знаю грузинских князей, это большая сволочь. Они многое потеряли и никогда с советской властью не примирятся, особенно эта фамилия Абошидзе, сволочная, как он у вас попал? Говорят. как так, т. Сталин? Не может быть. Как не может быть, когда он командует? Поймали за хвост бывшего начальника бронетанкового управления Халепского. Не знаю, как он попал, он пьяница, не хороший человек, я его вышиб из Москвы, как он попал? Потом докопались до тт. Егорова, Буденного, Элиава, [они] говорят — Серго рекомендовал. Оказывается, он осторожно поступил — не подписал.

Голос. Он только просил.

[Сталин.] У меня нет рекомендации, чтобы вам прочитать.

Егоров. В этот период я в Академии находился.

Сталин. Рекомендуется он, как человек с ясным умом, выправкой, волевой. (Смех.) Вот и все, а кто он в политике — не знали, а ему доверяют танковые части. Спустя рукава на это дело смотрели. Также не обращали должного внимания на то, что на посту начальника Командного управления подряд за ряд лет сидели. Гарькавый, Савицкий, Фельдман, Ефимов. Ну, уж конечно, они старались, но многое не от них все-таки зависит, нарком должен подписать. У них какая уловка практиковалась? Требуется военный атташе, представляют семь кандидатур, шесть дураков и один свой, он среди дураков выглядит умницей. (Смех.) Возвращают бумаги на этих шесть человек — не годятся, а седьмого посылают. У них было много возможностей. Когда представляют кандидатуры 16 дураков и одного умного, поневоле его подпишешь. На это дело нужно обратить особое внимание.

Затем не обращали должного внимания на военные школы, по- моему, на воспитание хорошее, валили туда всех. Это надо исправить, вычистить.

Голос. Десять раз ставили вопрос, т. Сталин.

Сталин. Ставить вопросы мало, надо решать.

Голос. Я не имею права.

Сталин. Ставят вопросы не для постановки, а для того, чтобы их решать. Не обращалось также должного внимания на органы печати Военведа. Я кое-какие журналы читаю, появляются иногда очень сомнительные такие штуки. Имейте в виду, что молодежь наша военная читает журналы и по-серьезному понимает. Для нас, может быть, это не совсем серьезная вещь — журналы, а молодежь смотрит на это дело свято, она читает и хочет учиться, и, если дрянь пропускают в печать, это не годится.

Вот такой инцидент, такой случай был. Прислал Худяков свою брошюру, не печатают. Я на основании своего опыта и прочего, и прочего знаю, что, раз человек пишет, командир, бывший партизан, нужно обратить на него внимание. Я не знаю, хороший ли он или плохой, но что он путанный, я это знал. Я ему написал, что это дело не выйдет, не годится. Я ему написал, что ленинградцы всякие люди имеются — Деникин тоже ленинградец, есть Милюков — тоже ленинградец. Однако наберется немало людей, которые разочаровались в старом и не прочь приехать. Мы бы их пустили, зачем для этого манифестацию делать всякую. Напишем своим послам, и они их пустят. Только они не хотят, и, если даже приедут, они не вояки. Надоела им возня, они хотят просто похозяйничать. Объяснили ему очень спокойно, он доволен остался. Затем второе письмо — затирают меня. Книгу я написал насчет опыта советско-польской войны.

Голоса. "Киевские камни".

Сталин. "Киевские камни" о 1920 годе. И они не печатают. Прочти. Я очень занят, спросил военных. Говорят — дрянная. Клима спросил — дрянная штука. Прочитал все-таки. Действительно, дрянная штука. (Смех.) Воспевает чрезвычайно польское командование, чернит чрезмерно наше общее командование. И я вижу, что весь прицел в брошюре состоит в том, чтобы разоблачить Конную армию, которая там решала дело, тогда и поставить во главу угла 28-ю, кажется, дивизию.

Голос. 25-ю.

Сталин. У него там дивизий много было. Знаю одно, что там мужики были довольны, что вот башкиры пришли и падаль, лошадей едят, подбирать не приходится. Вот хорошие мужики. А чтобы дивизия особенно отличалась, этого не видно. И вот интересно, что т. Сидякин" написал предисловие к этой книге. Я тов. Сидякина мало знаю. Может быть, это плохо, что я его мало знаю, но, если судить по этому предисловию, очень подозрительное предисловие. Я не знаю, человек он военный, как он не мог раскусить орех этой брошюры. Печатается брошюра, где запятнали наших командиров, до небес возвели командование Польши. Цель брошюры развенчать Конную армию. Я знаю, что без нее ни один серьезный вопрос не разрешался на Юго-Западном фронте. Что он свою 28-ю дивизию восхвалял, ну бог с ним, это простительно, но что польское командование возводил до небес незаслуженно и что он в грязь растоптал наше командование, что он Конную армию хочет развенчать — это неправильно. Как этого т. Сидякин не заметил. Предисловие говорит — есть недостатки вообще и всякие такие штуки, но в общем интересный, говорит, опыт. Сомнительное предисловие и даже подозрительное.

Голос. [Седякин.] Я согласен.

Сталин. Что согласен, не обращали внимания на печать; печать надо прибрать к рукам обязательно. Теперь еще один вопрос. Вот эти недостатки надо ликвидировать, я их не буду повторять. В чем основная слабость заговорщиков и в чем наша основная сила. Вот эти господа нанялись в невольники германского вредительства. Хотят они или не хотят, они катятся по пути заговора, размена СССР. Их не спрашивают, а заказывают, и они должны выполнять. В чем их слабость? В том, что нет связи с народом. Боялись они народа, старались сверху проводить — там одну точку установить, здесь один командный пост захватить, там другой, там какого-либо застрявшего прицепить, недовольного прицепить. Они на свои силы не рассчитывали, а рассчитывали на силы германцев, полагали, что германцы их поддержат, а германцы не хотели поддерживать. Они думали — ну-ка заваривай кашу, а мы поглядим. Здесь дело трудное, они хотели, чтобы им показали успехи, говорили, что поляки не пропустят, здесь лимитрофы6, вот если бы на север, в Ленинград, там дело хорошее. Причем знали, что на севере в Ленинграде они не так сильны. Они рассчитывали на германцев, не понимали, что германцы играют с ними, заигрывают с ними. Они боялись народа. Если бы [вы] прочитали план, как они хотели захватить Кремль, как они хотели обмануть школу ВЦИК. Одних они хотели обмануть, сунуть одних в одно место, других в другое, третьих — в третье и сказать, чтобы охраняли Кремль, что надо защищать Кремль, а внутри они должны арестовать правительство.

Днем, конечно, лучше, когда собираются арестовывать, но как это делать днем? "Вы знаете, Сталин какой! Люди начнут стрелять, а это опасно". Поэтому решили лучше ночью. (Смех.) Но ночью тоже опасно, опять начнут стрелять.

Слабенькие, несчастные люди, оторванные от народных масс, не рассчитывающие на поддержку народа, на поддержку армии, боящиеся армии и прятавшиеся от армии и от народа. Они рассчитывали на германцев и на всякие свои махинации — как бы школу ВЦИ К в Кремле надуть, как бы охрану надуть, шум в гарнизоне произвести. На армию они не рассчитывали, вот в чем их слабость. В этом же и наша сила.

Говорят, как же такая масса командного состава выбывает из строя. Я вижу кое у кого смущение, как их заменить.

Голоса. Чепуха, чудесные люди есть.

Сталин. В нашей армии непочатый край талантов. В нашей стране, в нашей партии, в нашей армии непочатый край талантов. Не надо бояться выдвигать людей, смелее выдвигайте снизу. Вот вам испанский пример.

Тухачевский и Уборевич просили отпустить их в Испанию. Мы говорим. "Нет, нам имен не надо. В Испанию мы пошлем людей малоизвестных". Посмотрите, что из этого вышло? Мы им говорили, если вас послать, все заметят, не стоит. И послали людей малозаметных, они же там чудеса творят. Кто такой был Павлов? Разве он был известен.

Голос. Командир полка.

Голос. Командир мехбригады.

Буденный. Командир 6-й дивизии мехполка.

Ворошилов. Там два Павловых — старший лейтенант...

Сталин. Павлов отличился особенно.

Ворошилов. Ты хотел сказать о молодом Павлове?

Голос. Там Гурьев и капитан Павлов.

Сталин. Никто не думал, и я не слыхал о способностях командующего у Березина . А посмотрите, как он дело наладил? Замечательно вел дело. Штерна вы знаете? Всего-навсего был секретарем у т. Ворошилова. Я думаю, что Штерн не на много хуже, чем Бере- зин может быть, не только хуже, а лучше. Вот где наша сила — люди без имен. "Пошлите, — говорят, — нас, людей с именами в Испанию". Нет, давайте пошлем людей без имени, низший и средний офицерский наш состав. Вот сила, она и связана с армией, она будет творить чудеса, уверяю вас. Вот из этих людей смелее выдвигайте, все перекроят, камня на камне не оставят. Выдвигайте людей смелее снизу. Смелее — не бойтесь. (Продолжительные аплодисменты.)

<<A. Getty: Stalin made 3 speeches specifically about the terror.  Two of them were at the February-March 1937 plenum of the Central Committee.  (For various drafts and final versions of these, see: f. 558, op. 11, d. 18, doc. 1, l. 1-15, and d. 19, l. 20ob-24; f. 17, op. 2, d. 612, l. 3-6, and l. 46ob-49.  See also Stalin's interjections (реплики) in f. 558, op. 11, d. 18.)

In this third one, given in June 1937 and which came to light only in the 1990s, he addresses an assembly of senior military leaders to explain and justify his arrest of Marshal Tukhachevskii and other members of the high command.  The military leaders had been arrested a few days earlier.  This speech informs and prepares those senior military men not arrested for the upcoming court-martial (of which several in the audience would be members) and death sentences of Tukhachevskii et.al.   

The level of detail he provides, along with his justifying tone, suggest that he felt he had to convince his audience because as military leaders, they posed a potential threat to him.  Many in the audience would in turn be arrested and shot later as the military purge continued.

Another partial transcript of this meeting, found in RGASPI but with Stalin's speech excised, is f. 17, op. 165, d. 59, l. 38-61 >>

Translation

<<From a transcript of a Military Council meeting with commanders and political workers >>

<<1-4 June, 1937 >>

Voroshilov (chairing). Comrade Stalin has the floor.

Stalin. Comrades, I trust that no one has any doubt now that there was in existence a military-political conspiracy against the Soviet power. It is a fact that there is a multitude of statements made by the criminals themselves and observations on part of our comrades, such a mass of them, that indubitably we are dealing with a military-political conspiracy against the Soviet power, instigated and financed by German fascists. People are being reviled. Some are being called scoundrels, others are oddballs, others yet are landlords. But the insults themselves do nothing. In order to uproot and tear out this evil and put an end to it, we must study it; calmly study it, study its roots, discover and outline a means to ensure that in the future we will see no such monstrosities in our country or anywhere around us.

It is on these very topics that I wanted to make a few comments. First of all, I'd like to bring your attention to the people at the head of this military-political conspiracy. I am not talking about the ones who have already been executed; I am talking about the ones who were just recently walking free. Trotsky, Rykov, Bukharin – they are the political leaders, so to speak. In their ranks I would also put Rudzutak, who also stood at the head and worked very craftily, confusing everything, but turned out to be nothing more than a German spy, also Karakhan and Yenukidze. Next are Yagoda, Tukhachevsky – for the military, Yakir, Uborevich, Kork, Eideman, Gamarnik – 13 people. Who are these people? That's a very interesting thing to know. They are the core of the military-political conspiracy; a core that had a systematic connection with German fascists, particularly with the German Reichswehr, and that moulded all its work to the tastes and demands of the German fascists. Who are these people?

Some say Tukhachevsky is a landlord; others say he comes from clergy. This approach, comrades, achieves nothing, absolutely nothing. When we talk about the nobility as a class enemy of the working people, we mean the class; the estate; the layer of society, but this does not mean that certain individuals from the noble class could not serve the working class. Lenin was of noble descent – did you know this?

A Voice. It's known.

Stalin. Engels was the son of an industrialist – non-proletarian elements, whatever you say. Engels himself was in charge of his factory and thus was able to provide for Marx. Chernyshevsky was a priest's son and not a bad person. And you have the opposite. Serebryakov was a worker, and you all know what a scoundrel he turned out to be. Livshits was a worker; an illiterate worker, and turned out to be a spy.

When we talk about enemy forces, we mean a class; an estate, but not every individual from that class will be harmful. Individual people from the nobility, from the bourgeoisie, worked for the working-class cause and worked splendidly. From the ranks of lawyers, for instance, came many revolutionaries. Marx was the son of a lawyer, not the son of a farmhand or worker. From those sectors come people who serve the working-class cause no worse; often better, than pure-blooded proletarians. Therefore the overall measure that one is not a farmhand's son is an old measure, inapplicable to individual people. That is not a Marxist approach.

It is not a Marxist approach. It is, I would say, a biological approach, not a Marxist one. We view Marxism not as a biological science, but as a sociological one. Therefore that is a generalised measure, completely correct in respect to social strata, groups and classes, but it is not applicable to individuals with a non-proletarian or non-peasant background. I will not be analysing these people from that side.

You have another, also incorrect, popular viewpoint. We often hear people saying, “In 1922 so-and-so voted for Trotsky.” This is also wrong. The person may have been young, uninformed, a bully. Dzerzhinsky voted for Trotsky, and not only voted, but openly supported Trotsky against Lenin, in Lenin's presence. Did you know this? He was not a person who could have remained passive in anything. This was a very active Trotskyist, and he wanted to bring the entire GPU to defend Trotsky. He did not manage to do this. Andreyev was a very active Trotskyist in 1921.

From the audience. Who's Andreyev?

Stalin. The Central Committee secretary, Andrei Andreyevich Andreyev. So you see, the opinions about someone voting at some point or wavering at some point, are also not absolutely and not always correct. So this is a second, popular opinion among you in the party, and it is also erroneous. I would say, it is not always correct, and it often betrays us. Therefore, when I characterise this core group and its members, I will also refrain from employing this incorrect viewpoint.

The best thing to do is to judge people based on their actions; on their work. There have been people who have wavered, then stepped away from that, stepped away openly, honestly, and now stand in our ranks and do excellent battle with the Trotskyists. Dzerzhinsky fought well, comrade Andreyev fights very well today. There are other people like them. I can think of twenty or thirty people who have stepped away from Trotskyism, stepped away firmly and are now fighting it well. It could not be any other way, because throughout our party's history the facts have shown that the line of Lenin, since the Trotskyists have declared war on him, has proven to be true. The facts have shown that ultimately, after Lenin, the line of the Central Committee of our Party; the Party line as a whole, has proven to be true. This could not have left some of the former Trotskyists unaffected. And there is nothing surprising about the fact that people like Dzerzhinsky, Andreyev and twenty or thirty former Trotskyists have come to realise and see that the Party line was correct, and crossed over to our side.

Moreover. I know some non-Trotskyists; they were never Trotskyists, but they were of little use to us as well. They nominally voted for the party. What is the value of such a Leninist? And the opposite: there were people who stuck out, doubted, did not agree with everything and were not cowardly enough to hide their uncertainty; they voted against the party line, and then crossed over to our side. Therefore, this second viewpoint, common and popular among you, I reject as an absolute. We need a third viewpoint when characterising the leaders of this conspirational core. This is the viewpoint of characterising people based on their actions in the span of a number of years. I will speak on this now. I have counted 13 people. I repeat. Trotsky, Rykov, Bukharin, Yenukidze, Karakhan, Rudzutak, Yagoda, Tukhachevsky, Yakir, Uborevich, Kork, Eideman, Gamarnik. Ten of them are spies.

Trotsky organised a group that he directly trained and taught. “Give the Germans intelligence, so that they believe that I, Trotsky, have people. Engage in sabotage and create crashes, so that the Japanese and Germans believe that I, Trotsky, have power.” A person who preached requisite espionage among his supporters, because allegedly “we, Trotskyists, must have a bloc with the German fascists; therefore, we must have collabouration, therefore, we must help them like they help us in our times of need. Right now they need help in terms of gleaning information; give them information.” You remember Radek's statements, you remember Livshits's statements, you remember Sokolnikov's statements – they all gave information. That is espionage. Trotsky is an organiser of spies, of people who either were members of our party or were close to our party – a chief spy.

Rykov. We have no evidence that he delivered information to the Germans himself, but he encouraged the transmission of intelligence through his people. He was tightly linked with Yenukidze and Karakhan; both turned out to be spies. Karakhan from 1927 and Yenukidze from 1927. We know who delivered their intelligence, through whom they delivered it – through such-and-such person from the German embassy in Moscow. We know. Rykov knew all this. We have no evidence that he is a spy himself.

Bukharin. We have no evidence that he delivered information himself, but he was tightly linked with Yenukidze, and Karakhan, and Rudzutak, and they advised to inform, but did not deliver information themselves.

Gamarnik. We have no evidence that he delivered information himself, but all his friends, his closest friends – Uborevich, particularly Yakir, Tukhachevsky systematically informed the German General Staff.

The rest – Yenukidze, Karakhan, I already said. Yagoda is a spy and bred spies in the GPU. He informed the Germans about who in the GPU has what vices. He sent these officers overseas on vacation. In accordance with their vices the German intelligence service would catch these people and recruit them; they would return recruited. Yagoda told them, “I know that the Germans have recruited you; like it or not, either you are my personal agents and work blindly in accordance with my instructions, or I will inform the Central Committee that you are German spies.” They would comply and become Yagoda's personal agents. He did this with Gai – a German-Japanese spy. He admitted to it himself. These people admit to doing these things. He did this with Volovich – a German spy, he admits to it himself. He did this with Pauker – an old German spy, since 1923. So, Yagoda. Next, Tukhachevsky. You have read his statement.

Voices. Yes, we have.

Stalin. He took the operational plan, our operational plan – our sanctum sanctorum, and gave it to the German Reichswehr. He held a meeting with representatives of the German Reichswehr. A spy? A spy. To make them look better, in the West they call these swindlers from civilised Western European countries “informers”, but in Russian we know to simply call them spies.

Yakir – systematically – informed the German headquarters. He invented this liver disease for himself. Maybe he invented it, or maybe he really had it. He travelled there for treatment. Uborevich – not only with friends, with comrades, but also separately, independently, passed on information. Karakhan is a German spy. Eideman is a German spy. Karakhan informed the German headquarters, starting at the time when he was the military attaché in Germany. Rudzutak. I already mentioned that he will not admit that he was a spy, but we have all the evidence. We know whom he passed information to. There is an experienced agent in Germany, in Berlin. If you ever have the chance to visit Berlin, maybe, Dzhozefina Genzi, perhaps some of you know. She is an attractive woman. An old agent. She recruited Karakhan. Recruited him by means of feminine wiles. She recruited Yenukidze. She helped recruit Tukhachevsky. She has Rudzutak wrapped around her finger. She is a very experienced agent – Dzhozefina Genzi. It would appear she is a Danish woman employed by the German Reichswehr. Beautiful, very openly consents to various propositions made by men, then destroys those men. Maybe you've read the Pravda article about some of the wicked tricks employed by these recruiters. She is one of the prominent agents; successful in that respect in spying for the German Reichswehr. There you have them – these people. Ten who are certainly spies and three organisers and backers of espionage conducted to benefit the German Reichswehr. Here they are, these people.

One could naturally ask the following question – how is it that these people, who were communists only yesterday, suddenly became unbridled, willing tools in the hands of German espionage? Just like that – they were recruited. Today they demand from them – give us information. If you don't, we already have your signature, evidence that you've been recruited, we'll publicise it. Fearing denunciation, they deliver intelligence. The next day they say that's not enough, give us more and get money for it, and sign off on it. Then they say, you need to start conspiracy and sabotage. Conspiracy and sabotage first; show us that you're really on our side. If you don't, we'll expose you, tomorrow we'll hand you over to agents of the Soviet government and it'll be your heads. So they get involved in sabotage. Then they're told – no, you need to try to fix something up in the Kremlin or in a Moscow garrison, or actually, assume a command post. And they will start trying as hard as they can. Then even those things aren't enough. Give us real facts that are worth something. So they kill Kirov. Here you go. And they tell them, keep going, can't you take down the entire leadership? And they organise through Yenukidze, through Gorbachev, Yegorov, who was then the principal of the VtsIK school, and the school stood in the middle of the Kremlin; through Peterson. They tell them – organise a group to arrest the leadership. News flies that there is a group, we'll do everything, we'll have them arrested, etc. But arrests aren't enough, it's not enough to kill a few individuals; what about the people, what about the army? So, well, they announce that they have high command posts occupied; they have assumed significant leadership positions, Tukhachevsky, Uborevich here, Yakir there. They ask – what about Japan, the Far East? And here begins a campaign, a very serious campaign. They want to take down Blyukher. And they have a replacement candidate. Tukhachevsky, of course. Who else if not him. Why take down Blyukher? Gamarnik conducts agitation, Aronshtam conducts it. They're conducting it so well that they've turned almost all of Blyukher's supporters against him. Moreover, they convinced the leadership of the military centre that he needs to go. Why, they ask, what is this all about? He drinks. Alright, what else? He doesn't get up early in the morning, he doesn't inspect his units. What else? His methods are outdated, he doesn't understand the new work methods. Well, what he doesn't know today he'll know tomorrow, and an old soldier's experience still has its uses. See, the Central Committee is faced with a whole slew of garbage that is being said about Blyukher. Putna is bombarding us with it, Aronshtam is bombarding us in Moscow, Gamarnik is bombarding us. Finally we call a meeting. He arrives, we meet with him. He's a regular guy, not a bad guy. We have no idea what the issue is. We let him speak – it's beautiful. We test him in that respect. There are signals from below, we call a meeting in the Central Committee hall.

Of course, he is brighter and more experienced than any Tukhachevsky, any Uborevich, who is panicky, and any Yakir, whose military work never stood out. There was a small group. Take Kotovsky; he was never in charge of an army or a front. If people can't do their work, we'll tell it to them how it is – they can go to hell, this isn't a monastery. Give command posts to people who don't drink and can't conduct warfare, that's no good. There are people with ten years of military leadership experience, they're really very old, but they're not being retired, they're being kept. We were criticising Gamarnik then, and Tukhachevsky supported him. This is the only instance of concert. Most likely the Germans relayed it and took all the necessary measures. They wanted to install someone else, but it didn't work out.

The core, which consisted of 10 patented spies and 3 patented inciters of espionage. It's clear that these people's very logic depends entirely on the German Reichswehr. If they follow the instructions issued by the Reichswehr, of course the Reichswehr will continue pushing them over here. That is the rationale behind the conspiracy. This is a military-political conspiracy. It is the brainchild of the German Reichswehr. I believe that these people are puppets and marionettes in the Reichswehr's hands. The Reichswehr wants there to be a conspiracy here, and these gentlemen have taken it upon themselves to complete the task. The Reichswehr wants for these gentlemen to systematically deliver military intelligence to them, and these gentlemen deliver that intelligence. The Reichswehr wants to see the current government taken down, executed, and they have taken on the task, but they have failed. The Reichswehr wants to be sure that everything will be in place in the event of war; that the military will defect and turn to sabotage; that it will not be prepared to defend the country; that is what the Reichswehr wanted, and they were actively working on establishing that. This is a group of agents; the leadership of the core of a military-political conspiracy in the USSR, consisting of 10 patented finks and 3 patented espionage inciters. These are agents of the German Reichswehr. These are the main points. This conspiracy is not so much internally based, but roots externally; its politics do not originate within our country, but within the German Reichswehr. They wanted to create a second Spain within the USSR and found themselves some finks skilled in this type of work, and recruited them. That is the situation.

Tukhachevsky in particular, who played the part of a respectable person, incapable of petty trickery; a well-mannered person. We thought of him as a decent military man; I thought of him as a decent military man. I asked him, how could your division, in the course of 3 months, reach the size of 7 thousand people. What is this? An ignoramus, not a military person. What kind of a division is that, 7 thousand people? It's either a division without artillery or a division with artillery and without cover. It's not a division, it's a joke. How can such a division exist? I asked Tukhachevsky, how could you, a person who considers himself knowledgeable in warfare, how could you insist that the size of a division reach 7 thousand people, and yet insist that the division have 60... 40 howitzers and 20 guns, that we have this quantity of tanks, this artillery, this number of mortars? You have to have one or the other – either get rid of all that damn equipment and just leave the infantry, or leave only the equipment. He tells me, “Comrade Stalin, I got carried away.” This is not being carried away. This is sabotage, ordered by the German Reichswehr.

Here is the core, so what does it consist of? Did they vote for Trotsky? Rudzutak never voted for Trotsky, but turned out to be a fink. Yenukidze never voted for Trotsky, but also turned out to be a fink. Here is your viewpoint – who voted for whom.

Descended from landlords. I don't know which of them are descended from landlords; probably only Tukhachevsky. Your class background doesn't matter. In each individual instance, we must judged based on actions. For a number of years these people had a connection with the German Reichswehr; they were spies. They must have frequently wavered and not always done their work. I doubt any of them was committed to their work from start to finish. I saw how they cried when we brought them to jail.

Take Gamarnik. You see, if he was always a counter-revolutionary, from beginning to end, he wouldn't have behaved the way he did. If I were in his place, being a consistent counter-revolutionary, I would have requested a meeting with Stalin, finished him, then killed myself. That is how counter-revolutionaries act. But these people were nothing more than slaves to the German Reichswehr; recruited spies, and these slaves were supposed to move automatically down the path of conspiracy, down the path of espionage, down the path of the surrender of Leningrad, Ukraine and so forth. The Reichswehr, as a great power, takes prisoners, makes slaves of weak people, and those weak people are to act however they are ordered to. A slave is a slave. That is what it means to go into the orbit of espionage. Once you are caught in that wheel, whether you want it to or not, it will turn you around and you will keep rolling downwards. That is the foundation of this. It isn't politics or any such thing, no one asked them about their politics. These are just people who have given themselves up. Kolkhozes. What do they care about kolkhozes? See, they decided that they feel sorry for the peasants. That bastard Yenukidze, who ran the peasants off [the land] and reinstituted a landlord estate, he feels sorry for the peasants now. But because he could pretend to be a simpleton and cry, that giant (laughter), they believed him.

The second time, in Crimea, when some women; some wives, came to see him, just like they did in Belarus, came and cried, he kicked out the men; that bastard kicked out the peasants and reinstated some nobleman. I suggested that he be expelled from the party then; they wouldn't believe me, they thought that as a Georgian I was just treating my fellow Georgian particularly harshly. And the Russians apparently set a task to protect “that Georgian”. What does he care, that landlord-reinstating bastard, what does he care about the peasants?

This has nothing to do with politics; no one ever asked him about his politics. They were slaves in the hands of the German Reichswehr. Those gave them orders, and they rushed to obey. These idiots [thought] that we were blind; that we couldn't see anything. They wanted to arrest the Kremlin leadership, you see. Turns out, we do see things. They wanted to install their people in the Moscow garrison and agitate the army. They assumed that no one could see any of it, that we're in the middle of the Sahara desert, not in a country with a population of workers, peasants and intelligentsia, with a government and a party. Turns out, we do see things. And now you can observe these slaves to the German Reichswehr, sitting in jail and crying. Politicians! Leaders!

Another question – why were these gentlemen able to recruit people so easily? We have arrested 300-400 military people. There were good people among them. How were they recruited? I can't say we're dealing with skilled or talented people. Look at how many times they tried to openly organise against Lenin; against the party under Lenin and after Lenin, and every time they were defeated. And now they attempted to launch a big campaign, and that fell through as well. They're not very talented people, falling through over and over, beginning in 1921 and ending in 1937. They're not very talented; they're not very bright.

How were they able to recruit people so easily? This is a very serious question. I think that they acted like this. Let's say someone is unhappy with something, say he's unhappy that he's a former Trotskyist or Zinovyevite and he's not promoted as quickly [as he'd like], or he's unhappy that he's a talentless person, can't handle his workload and he gets demoted for it, but he considers himself to be very talented. It can be very difficult for a person to realistically understand the measure of his own ability; the measure of his pros and cons. Sometimes a person thinks that he is a genius and gets upset when he's not promoted.

They started small – with a petty ideological group, then they went further. They conducted conversations like this. Alright, guys, here's where things stand. We have the GPU, we have Yagoda, we have the Kremlin, seeing as we have Peterson, the Moscow district, Kork and Gorbachev are ours too. They're all ours. So it's either making a move now, or later, when we take power, be left with nothing. And many weak, unprincipled people thought that this was a real deal, hell, that it was a fruitful deal. You might miss out, in the meantime they'll arrest the leadership, take the Moscow garrison and all that good stuff, and you'll be left with nothing. (Amusement in the audience.)

That is Peterson's logic in his statements. He shrugs and says – this is the real deal, how do you avoid getting recruited? (Amusement in the audience.) It turns out, the deal wasn't so real after all. But that was the logic of these weak people – hell, I should make sure I'm not behind everyone else. Let's get on this business quickly, or else we'll be left with nothing.

Of course, you can only recruit a few people that way. Of course, tenacity is a learned quality, some of it depends on your personality, but your upbringing is key. So these minimally tenacious comrades, if you want to call them that, served as material for recruitment. This is why that scum managed to pull those weak people onto their side. They hypnotised them – tomorrow everything will be in our hands, the Germans are with us, the Kremlin is ours, we will work from the inside and they will work from the outside. That is how they recruited these people.

A third question – how did we miss all of this? We had signals. In February we had the Central Committee plenum. This situation was unfurling, but somehow we still missed it; we discovered very few military people ourselves. Why is this? Are we untalented people, or have we gone blind completely? The reason here is a general one. Of course, the army is not separate from the country, from the party, and as you know in the party, we have become dizzy with our successes, when we see them around us every day in our over-fulfilled plans, our bettered lives, our seemingly decent politics, the undeniable growing weight of our international presence, the colossal strength of the army itself in its lower, middle and some of its higher echelons, in the way that all of this business is moving forward, we unwillingly become out of touch; the sharpness of our vision recedes, people begin to think, what the hell more do we need? What more is there to want? Our politics aren't bad, the workers' and peasants' Red Army is with us, our international presence is growing, each of us has an open path to move forward, would anyone in their right mind think of counterrevolution amid all of that? It seems such thoughts do sprout up. See, we didn't know that the core was already recruited by the Germans and that even if they wanted to step away from the path of counterrevolution, they couldn't, because they live under the constant threat of being exposed and destroyed. But the overall situation, the growth of our power, perpetual growth in the military, in the country, in the party, all those things have blunted our sense of political vigilance and partially weakened the sharpness of our vision. And in that very arena we found ourselves beaten. We need to verify people, both outsiders coming in and our own. That means that we have to have a widely branched-out intelligence service, so that each party member and nonmember Bolshevik, particularly the OGPU [Joint State Political Directorate] organs, next to the intelligence organs, can widen their network and look out more vigilantly. We have crushed the bourgeoisie in every arena, but in the sphere of intelligence we found ourselves beaten like boys, like children. That is our primary weakness. We don't have an intelligence service, a real intelligence service. I mean this both in a broad sense, in the sense of vigilance, and in a more precise sense, in the sense of well-organised intelligence services. Our intelligence service in the military is poor; it is weak, it is littered with espionage. Our intelligence service in the GPU was headed by the spy Gai, and inside our KGB intelligence service we have found a whole group of masters of this business, working for Germany, for Japan, for Poland as much as they like, for anyone except us. Intelligence is an area in which we, for the first time in 20 years, suffered the harshest defeat. Now the task is to put our intelligence agencies on their feet. These are our eyes, these are our ears. We've had too many victories, comrades, the USSR has become too much of a tantalising sweet spot for all the predators. An enormous country, excellent railroads, a growing fleet, growing wheat production, agriculture prospering and promising to continue prospering, industry moving on up. This is such a sweet spot for the imperialist predators that it obligates us to become vigilant. Our fate, our history has granted us this great wealth, this beautiful and great country, and we found ourselves asleep, we forgot that a treasure like our country will always incite greed, avarice, jealousy and a hunger to take over this country. Germany is the first to seriously reach out after us. Japan is second, injecting its spies, it has a insurgent core. Those want the Primorye [Far East], while the others want Leningrad. We missed all of this, we didn't understand. Having had these successes, we turned the USSR into the richest country and at the same time into a sweet spot for all the predators, who will not rest until they have tried every means possible to grab up some part of this wealth. We missed this side of things. This is why we have poor intelligence services, and in that arena we found ourselves beaten, like children, like boys.

But that's not all. We have bad intelligence services, alright. We've become complacent. Fact. Success everywhere. This is a big deal – success, we all aim to achieve success. But these successes have a downside – complacency is blinding. But we also have other flaws, which, regardless of our successes and failures, continue to exist and with which we need to part. I mentioned signaling; we have received signals. I have to say that the signals we received from below were not good enough. Not good. If more signals had been communicated, if we had set things up the way that Lenin wanted, then every communist, every nonmember would have acted responsibly and written their personal opinion on every flaw that they noticed. That is what he wanted. Ilyich aspired to that, but neither he nor his nestlings were able to establish that. We don't just need us to watch, observe, note deficiencies and flaws and recognise enemies, but we need for all our other comrades to look out for these things. We can't see everything from up here. They think that the centre must know everything, that we must see everything. No, the centre cannot possibly see everything, nowhere near it. The centre only sees part of everything; the rest is visible from below. The centre sends people but it does not know those people 100% – you need to review them. There is one means to a real verification of someone's integrity, and that is reviewing their work; the results of their work. And that can only be observed down below.

Comrade Goryachev was telling us about the business of this dizziness. If we had known about it, of course we would have addressed it. We were talking about this and that, about how we've got some rifle problems, that our combat rifle has the tendency to turn into a sporting one.

A Voice. Sawed-off shotguns, Makhno-style.

Stalin. Not only that they sawed them off, they weakened the springs, so that you don't need tension. One of the rank-and-file Red Army soldiers mentioned to me that it's no good, we relayed it to be looked over. One defends Vasilenko, the other doesn't. In the end it came out that he really was to blame. We couldn't have known that this was sabotage. Who was he then, then? Turns out, he was a spy. He said it himself. Starting what year, comrade Yezhov?

Yezhov. Starting in 1926.

Stalin. Of course, he calls himself a Trotskyist, it sounds much better to be a Trotskyist than an ordinary spy.

Signals are poor, and without your signals, neither the military commissars nor the Central Committee can possibly know anything. We don't send people who have been 100% picked apart, there aren't many people like that in the centre. We send people who could be useful. Your responsibility is to test these people at work, and if there are any issues, you should report them. Every honest party member, every honest non-Party member citizen of the USSR not only has the right, but has the obligation to report any flaws he notices. If we have the truth, even 5% of it, that's still something. You are responsible for sending letters to your People's Commissar and copies to the Central Committee. That's how it is. Who said you only have to write to your People's Commissar? That's wrong.

I'll tell you about an incident that Ilyich had with Trotsky. This was when the Defense Council was being organised. I think it was late 1918 or 1919. Trotsky came to complain – sometimes the Central Committee gets letters from communists, sometimes he gets a copy as People's Commissar, but sometimes he doesn't even get a copy, and letters go to the Central Committee over his head. “That's no good.” Lenin asks him, “Why not?” “What do you mean, I'm the People's Commissar, I can't answer if I'm not getting them.” Lenin brushed him off like a boy and said, “Don't let yourself think that you're the only one who is concerned with the military work in this country. The military is the entire country's concern, the party's concern.”

If a communist forgot or for some other reason wrote straight to the Central Committee, there's nothing particularly wrong with that. He should be writing to the Central Committee. What, you think that the Central Committee will hand their work over to you? No. Your job is to address the content of the complaint. What, you think the Central Committee won't tell you? It will. You should be interested in the content of the letter – whether it is true or not. And sending copies to the People's Commissar isn't necessary for that.

Did Voroshilov ever forbid you writing letters to the Central Committee? (Voices. No, never.) How many of you can say that you weren't allowed to write letters to the Central Committee? (Voices. No, no one.) Seeing as you refuse to write to the Central Committee and even to the People's Commissar about business that turns out to be bad, you are continuing the old Trotskyist line. We need to continue waging the battle against the leftover Trotskyist ideas in our minds, we need to reject the entire Trotskyist practise. A Party member, or, again, a nonmember who is concerned with misconduct, and some nonmembers write better, more honestly, than some communists, they must all write to their People's Commissars, to their deputies, write to the Central Commiittee about goings-on that they consider to be threats. If this mandate were followed, and this is Lenin's mandate, – you won't find a single person in the Politburo who would have anything to say against that, – if you had upheld that mandate, we would have discovered this conspiracy much sooner. That is all regarding signals.

Another flaw, regarding reviewing people in command. They're not being reviewed. What did we organise the General Staff for? So that it could review those who are charge of the districts. And what is it doing? I haven't heard that the General Staff has been reviewing people, that the General Staff found something with Uborevich and revealed all his machinations. We had a comrade speaking here, telling us about the cavalry, how they were setting up things there, where was the General Staff? You think we keep the General Staff around for decoration? No, it needs to review people who hold command posts. The people we have in command aren't Zhang Zuolin, who was paid off with a district...

Voices. And that's how it was.

Stalin. That kind of practise is no good. Of course, people don't like being rubbed the wrong way, but that wouldn't be Bolshevism. Of course sometimes it happens that people go against the grain and rub the wrong way. But sometimes you see people who don't want to offend the district commander. This is wrong, this is a guaranteed failure. The General Staff exists for the purpose of reviewing people every day, giving them advice, correcting them. Maybe some district commander has little experience, made something up himself; the General Staff needs to correct him and offer him help. He needs to be properly reviewed.

That is how all this artful behaviour was permitted, Yakir in Ukraine, Uborevich here in Belarus. We aren't even aware of the full extent of their artfulness, because these people were left to their own devices, and who knows what they did! The General Staff needs to know all of this, if it really wants to genuinely practically manage the situation. I don't see any evidence of the General Staff being effective in its selection of people.

Next. We didn't pay enough attention, in my opinion, to the work involved in appointing people to command posts. Look at what's going on. It's a very important question, how we should appoint cadres. In the military it's a regular thing – an order is an order, you have to obey. If at the head of it all you have a scumbag, he can muddle everything. He might take good soldiers, good Red Army men, brilliant warriors, and direct them somewhere they don't need to go – not to bypass, but to meet the enemy head-on. War discipline is stricter than discipline in the party. A person was assigned to a post, he is in command, he is the main power, everyone has to listen to him. Here we have to be particularly careful in appointing people. I'm a side observer and even I noticed it myself recently. Somehow it turned out that in mechanised brigades, almost everywhere you had untested, unreliable people. Why is this, what is the matter? Take Aboshidze, for instance. A drunkard, a real scoundrel – I heard it being said about him. For some reason it was absolutely necessary to give him – a mechanised brigade. Am I right, comrade Voroshilov?

Voroshilov. He's the head of the ABT forces of the corps.

Stalin. I don't know what the ABT is.

A Voice. Head of the army tank automation command.

Stalin. Congratulations! Congratulations! Absolutely excellent! Why does he need to be there? What accomplishments does he have? We reviewed him. Turns out, he was expelled from the party multiple times, but then he was reinstalled because someone helped him. We sent a telegram out to the Caucasus, checked there, turns out, he's a former Georgian chastiser, a drunk, he beats Red Army men. But, with a proper military bearing! (Laughter in the audience.) We started digging deeper. Who recommended him, goddamn it? Imagine that, he was recommended by Eliava, comrades Budenny and Yegorov. And neither Budenny nor Yegorov know him. It seems he likes to have a drink, he's a real toastmaster, but with a proper military bearing! Today he can make a declaration supporting the Soviet power, tomorrow he can make one against it, he can make any declaration! How could such an untested person be recommended? We kicked him out, of course. We started looking more deeply. Turns out, you have such a situation everywhere. In Moscow, for example; Olshansky.

A voice. Crook!

A voice. Olshansky or Olshevsky?

Stalin. There's Olshansky and there's Olshevsky. I'm talking about Olshansky. I asked Gamarnik about him. I know Georgian princes; this one was a particular scoundrel. They lost a lot and will never accept the Soviet power, especially that scoundrel surname, Aboshidze, how did he make it in? They say, how so, comrade Stalin? How can it be? How can it not, when there he is in command? We caught former armored tank commander Khalepsky. I don't know how he made it in, he's a drunk, not a good person at all, I kicked him out of Moscow, how did he make it in? Then we dug deeper and asked comrades Yegorov, Budenny, Eliava; [they] say – Sergo recommended him. Turns out, he was careful about it and didn't sign anything.

A Voice. He only made a request.

[Stalin.] I don't have a recommendation to read you.

Yegorov. I was at the Academy at that time.

Stalin. He's recommended as a person with a level head, a soldierly stature, good willpower. (Laughter.) That's all, but what he does in politics, no one knew, yet they trusted him with the tank units. They let things slide when they looked at them. We also didn't pay attention to the fact that the major-general's post was occupied, for several consecutive years, by Garkavy, Savitskiy, Feldman and Yefimov. Well, of course, they did their best, but a lot doesn't depend on them, the People's Commissar needs to sign off on it. What trick were they using? Let's say they need a military attaché, they present seven candidates, six idiots and one of their people; he looks smart against the idiots. (Laughter.) Papers come back on those six people – no good, and the seventh gets sent. They had many opportunities. When you have 16 idiot candidates and one smart guy, you're going to sign whether you want to or not. We have to pay especial attention to these kinds of things.

Next, not enough attention was paid to the military schools; I think that for the good education, they sent all kinds of people there. This needs to be fixed, cleaned up.

A Voice. We posed the question ten times, comrade Stalin.

Stalin. It's not enough to pose the question, you have to solve the issue.

Voice. I don't have the right to do that.

Stalin. We don't pose questions to pose them. We pose questions to solve issues. Not enough attention was paid to the people employed in the Voenved press either. I read a few magazines; some very questionable things come up. Keep in mind that our military youth read these magazines and take them seriously. For us, maybe, magazines aren't a very serious thing, but young people take them in pretty sacredly, they read and want to learn, and if we have trash in the press, that will not do.

We had an incident, a situation. Khudyakov sent in his brochure. They wouldn't print it. Based on my experience and so on and so forth I know that if a person's writing and he's a commander, a former partisan, he should be taken into consideration. I don't know if he's good or bad, but I know that he's disorganised. I wrote to him, that it won't work out; that it won't do. I wrote to him that we have all kinds of Leningrad people – Denikin is from Leningrad, Milyukov is from Leningrad. But we have a fair number of people who are tired of the old and wouldn't mind coming over here. We would have let them come, why create manifestations to get here? We'll write to our ambassadors and they'll let them in. But that's not what they want, and even if they do come, they're not military people. They're just tired of busy work and they want to be in charge of something. We told him very calmly, he was fine with it. Then comes his second letter – I'm being repressed. I've written a book about my experience in the Polish-Soviet war.

Voices. “Kiev Stones”.

Stalin. “Kiev Stones” about 1920. And they're not printing it. Read it[, he tells me]. I'm very busy; I asked the military. They say it's garbage. I asked Klim – he says it's garbage. I finally read it myself. Garbage indeed. (Laughter.) He praises the Polish commanders' work extensively, and criticises our commanders in general. And I see that the entire aim of the brochure is to expose the Cavalry Army, which had been at the head of that situation, and to put the 28^th, I think, division in charge.

A voice. The 25^th.

Stalin. He had a lot of divisions there. I know one thing – the peasants there were glad that the Bashkirs had shown up and were eating cadavers, they were eating horses, so they don't have to pick them up. Good peasants. And the division wasn't exceptional, didn't see any of that. And it's interesting that comrade Sidyakin wrote an introduction to that book. I don't really know comrade Sidyakin well. Maybe it's bad that I don't know him well, but, based on that introduction, it's a very suspicious introduction. I don't know how he, a military person, could not manage to crack the premise of that brochure. They're trying to print a brochure that's blackening the names of our commanders and raising up the Poles. The purpose of the brochure is to dismiss the Cavalry Army. I know that without the Cavalry Army, no serious issue could be resolved on the Southwestern front. That he was praising his own 28^th division, that's fine, that's forgiveable, but the fact that he would raise up the Polish commanders undeservedly and blacken the names of our commanders, that he wanted to dismiss the Cavalry Army – that is wrong. How could comrade Sidyakin not see that. The introduction says that there are flaws and all that stuff, but, it says, it's an overall interesting experience. A questionable introduction, even a suspicious one.

A voice. [Sedyakin.] I agree.

Stalin. What do you agree with? You didn't pay attention to the press; the press needs to be whipped into shape. Here's another question. We need to liquidate these flaws, I'm not going to go through them again. What is the main weakness among the conspirators and what is our main strength? These gentlemen entered the employment of the German sabotage, as their slaves. Whether they want to or not, they are going down the path of conspiracy, of selling out the USSR. They aren't given requests; they are given orders, and they must obey. What is their weakness? The fact that they have no ties with the people. They were afraid of the people; they tried to do their dirty work up top – set up a point here, take a command post there, another one there, snag someone who's stuck, snag another who's unhappy. They didn't count on their own strength; they counted on the strength of the Germans, they assumed that the Germans would support them, when the Germans had no intention of supporting them. The Germans thought, go ahead, stir up the mess, and we'll watch. This is difficult work; they wanted to be shown successes, they said, the Poles wouldn't let them through, they have Limitrophes there, now, if only they could make it North, to Leningrad, there the work is easier. Mind you, they knew that up North in Leningrad they weren't as strong. They counted on the Germans, they didn't understand that the Germans were playing with them; playing up their wants and needs. They were afraid of the people. If you'd read their plan, of how they wanted to take the Kremlin, how they wanted to trick the VTsIK school. Some of them, they wanted to trick, stick some in one place, others in another, others yet in another, and tell them to defend the Kremlin, that the Kremlin needs to be defended, and that inside they needed to arrest the leadership.

Of course, it's better to arrest them during the day, but how could they do that during the day? “You know how Stalin is! People will start shooting, and that's not safe.” So they decided it would be better to do it at night. (Laughter.) But it's not really safe at night either, they'll start shooting anyway.

Weak, pitiful little people, torn away from the masses; unable to count on the support of the people, the support of the army, afraid of the army and hiding from the army and the people. They counted on the Germans and their various machinations – how they could fool the Kremlin VTsIK school, how they could fool the guards, how they could raise rabble in the garrison. They didn't count on the army, that was their weakness. That same thing is our strength.

They ask, how can such a mass of commanders fall out of line. I already see some of your bewilderment, how can we replace them?

Voices. Nonsense, we have fantastic people.

Stalin. Our army is an untapped wealth of talent. In our country, in our party, in our military, we have a tremendous wealth of talent. Don't be afraid to promote people; promote away from below. Here's a Spanish example for you.

Tukhachevsky and Uborevich asked that they be sent to Spain. We say, “No, we don't need big names there. We'll send little-known people to Spain.” So what happened, let's see? We told them, if we send you, everyone will notice; we shouldn't send you. And we sent lesser-known people, and now they're doing wonders over there. Who was Pavlov? Who knew him?

Voice. A regiment commander.

Voice. A mechanical brigade commander.

Budenny. The commander of the 6^th division of the mechanical regiment.

Voroshilov. There are two Pavlovs there – a lieutenant...

Stalin. Pavlov did exceptionally well.

Voroshilov. You mean the young Pavlov?

A Voice. There's Guryev and captain Pavlov.

Stalin. No one thought, and I had never heard of the Beryezin's commanding abilities. And look at what he's been able to do? He handled the work beautifully. Have you heard of Shtern? He was nothing more than comrade Voroshilov's secretary.I don't think that Shtern is much worse than Beryezin – perhaps not even no worse, but better. That is our strength – people without names. “Why don't you send,” they tell us, “people with known names to Spain.” No, let's send people without names, the lower and middle officers. That is our strength; it is tied with the army, and it will do wonders, I assure you. Take those people and promote them; they will remake everything; they won't leave a stone unturned. Promote people from below, don't hold back. Don't hold back – don't be afraid. (Continuous applause.)

<<A. Getty: Stalin made 3 speeches specifically about the terror.  Two of them were at the February-March 1937 plenum of the Central Committee.  (For various drafts and final versions of these, see: f. 558, op. 11, d. 18, doc. 1, l. 1-15, and d. 19, l. 20ob-24; f. 17, op. 2, d. 612, l. 3-6, and l. 46ob-49.  See also Stalin's interjections (реплики) in f. 558, op. 11, d. 18.)

In this third one, given in June 1937 and which came to light only in the 1990s, he addresses an assembly of senior military leaders to explain and justify his arrest of Marshal Tukhachevskii and other members of the high command.  The military leaders had been arrested a few days earlier.  This speech informs and prepares those senior military men not arrested for the upcoming court-martial (of which several in the audience would be members) and death sentences of Tukhachevskii et.al.   

The level of detail he provides, along with his justifying tone, suggest that he felt he had to convince his audience because as military leaders, they posed a potential threat to him.  Many in the audience would in turn be arrested and shot later as the military purge continued.

Another partial transcript of this meeting, found in RGASPI but with Stalin's speech excised, is f. 17, op. 165, d. 59, l. 38-61 >>