<<л.97.>>

Трудности в повседневной практике Агитпропа 39-го года составляло живое общение его штатных и внештатных работников с низовыми пропагандистскими звеньями. «Снизу» всегда можно было ожидать «острого сигнала» о том, что такой-то лектор или инструктор ЦК партии исказил в своем выступлении положения «высказанные вождем». Живая пропаганда была как бы противопоказана для ответственных работников ЦК.

Теперь, хотя бы один из примеров того, какими были надолбы догматизма. Поступали письма с критическими откликами на лекции Е. М. Ярославского. То были «сигналы бдительности» о том, что лекции по истории партия читались им по старинке, что их формулировки совпадали с текстом того бывшего учебника, автором которого сам он являлся. Требовали же от старика читать лекции по

<<л.98.>>

«Краткому курсу». Одним словом, он идейно не перестроился и что-то в таком смысле...

Положение Ярославского как лектора усугублялось тем, что он увлекался рассказами о различных этапах истории партии, наполнял их упоминанием выдающихся имен, нивелируя вольно или невольно роль Сталина с другими участниками революционного прошлого. Мне лично довелось быть свидетелем почти драматической сцепы, имевшей место на лекции Ярославского в Ленинской аудитории партийной школы на Миусской площади. Со слушательских рядов во время лекции раздавались примерно такие возгласы: – Освещайте факты по «Краткому курсу», то, что вы рассказываете там не нашло отражения! Пытаясь быть спокойным, старик отвечал, что он сам был свидетелем событий, о которых рассказывает.

– Мало ли что! – раздалось из зала. – Есть официальное толкование. На том этот неприятный инцидент и закончился. Скажу, подобными выходками престиж Е. Ярославского и возглавлявшейся им лекторской группы ЦК подрывался. Практически пожилой академик выступал с лекциями все реже и реже. […]

<<л.152.>>

Е.С.Варга и Г.Ф.Александров получили поддержку у Сталина их идее о том, чтобы издать «Политический словарь». Эта ходячая по коридорам Агитпропа информация существовала как слух в течение одной-двух недель, а затем получила свое подтверждение. Идея была реализована с настойчивостью, достойной лучшего подражания.

В 1939 году перед Агитпропом была поставлена в качестве неотложной задача подготовить для издания массовым тиражом «Политический словарь». Назначенные редакторы разделов словаря проявили завидную оперативность. И вслед за публикацией стено-

<<л.153.>>

граммы XVIII съезда партии в самом начале нового года уже печаталось тиражом в 300 тысяч это объемистое издание.

Для Издательства политической литературы, занятого выпуском материалов, посвященных 60-летию Сталина, выполнение задания но выпуску словаря приобретало «марафонские темпы». Еще большее напряжение возникло в аппарате Агитпропа, занятого форсированной подготовкой самой его рукописи. Со слов Г. Ф. Александрова, возглавившего эту скоростную работу, задание на то он получил лично от Сталина. Политический словарь должен был популяризировать основные итоги ХVIII съезда, связав их с установками, которые содержались в сталинском «Кратком курсе истории ВКП(б)».

[…] Редакторами разделов: по истории ВКП(б) утверждался П. И. Поспелов, по партийному строительству – М. А. Шамберг, возглавлявший Организационно-инструкторский отдел ЦК. Поручение Поспелова производить сверку материалов, поступающих но разделу истории ВКП(б) с содержанием статей, отредактированных Шамбергом по партстроительству, приобщало к работе и пишущего настоящие строки.

Главное, следить строго за тем, чтобы все моменты освещения ро-

<<л.154.>>

ли Сталина и его соратников в одном разделе корреспондировались (в смысле совпадали) с тем, что давалось в другом. Созвонившись с Шамбергом, он условился, что тот будет пересылать по экземпляру отредактированных им статей по партстроительству через меня для ознакомления ему – Поспелову.

С тех пор я мог, более того, был обязан на доверительной основе обращать внимание П. Н. на те места в рукописях, где появлялись разночтения. Приходилось материалы внимательно прочитывать по нескольку раз и сличать их. Требовалось еще иметь уверенность в том, что суховатый и замкнутый по характеру человек, каким был П. Н., поймет твои суждения «о нюансах», касающихся текстов, в которых шли сплошняком упоминания имени Сталина или, скажем, предложения: сократить такую-то статью, ужать ее объем, заменить цитату или фразу.

Не забуду, что П. Н. посоветовал мне однажды проявлять осторожность, строго придерживаться положений и выводов «Краткого курса истории ВКП(б)». 

[…]

Между тем, предупредительность Поспелова во взаимоотношениях с людьми, с которыми он сближался по работе, была

<<л.155.>>

поразительной. Как-то он, в качестве доброго жеста вынул из своего сейфа и показал мне последний рабочий вариант рукописи сталинского «Краткого курса». На минуту дал экземпляр в мои руки, а ког­да я, любопытствуя, стал рассматривать места, где были исправления рукой П. Н., ремарки П. Ярославского и, как казалось, фразы вписанные Сталиным, на лице владельца рукописи появилась какая-то строгая внутренняя сосредоточенность и рукопись мгновенно оказалась в захлопнувшемся сейфе.

Спорные места, касающиеся упоминания общеисторических дат, Поспеловым охотно убирались в порядке сокращения статей. В иных случаях он требовал, чтобы редакторы по разделу Истории СССР или всеобщей истории приводили свои статьи и соответствие с содержанием «Краткого курса».

[…]

<<л.156.>>

Запомнилась подготовка статьи о мятеже «левых» эсеров. Первоначально она содержала краткое рассмотрение, которое можно было назвать «к истории взаимоотношений большевиков с этой партией», но все то было снято, напротив, дана ссылка на результаты судебного процесса 1938 года над Н. И. Бухариным о том, что мятеж был поднят якобы «с ведома и согласия Бухарина и Троцкого и являлся частью общего плана контрреволюционного заговора бухаринцев, троцкистов и «левых» эсеров против Советской власти».

В такой трактовке содержалась явная передержка. Подумалось, – поскольку нельзя было брать под сомнение правильность судебного процесса, – что в организации мятежа на первом плане были бухаринцы и троцкисты, а партия «левых» эсеров находилась у них на пристяжных. В «Политическом словаре» это утверждение сохранилось, несмотря на сомнение, высказанное робко Поспеловым его оп-

<<л.157.>>

понентам. Ситуация для П. Н. усугублялась еще тем, что в новом контексте требовалось уточнить с какого же времени «левый» эсер Блюмкин (убийца Мирбаха) мог стать агентом Троцкого. Деликатность состояла в том, что исправление по статье исходило от редакции, освещавшей тему «разведка и контрразведка», а в этом проглядывал уже приоритет тогдашнего руководства НКВД.

Осторожный П. Н. стремился утвердить поправку окончательно у Поскребышева. В итоге фраза получила трактовку о том, что Блюмкин стал агентом Троцкого не тогда, когда он был «левым» эсером, а «впоследствии». – Вы поняли в чем нюанс? – спросил взглянувший мне прямо в глаза П. Н. после того, как положил телефонную трубку, закончив свой разговор с Поскребышевым. История обязательно должна опираться на документальные доказательства – добавил он, не ожидая пока я обдумаю, что ответить.

Разговор на том и был закончен. Я не собрался в тотчас с ответом, а позже, поразмыслив, и вовсе не смог утвердиться во мнении, что же побудило П. Н. сказать мне такое: его скрытность, осторожность, или педантизм? Полагаю, что присутствовало сразу и первое и второе и даже третье.

<<Опубл.: Шумейко Г.В. Из летописи старой площади: исторический очерк. М., 1996. C. 97-98, 152-157. >>